Мир на глазах меняется до неузнаваемости. Это затрагивает музеи, выставки, наших посетителей и лично нас. Сотрудники музеев – это люди, влюбленные в то, чем они занимаются. В «храмы культуры» они идут служить – искусству, людям, идеям разумного, доброго, вечного – а не зарабатывать деньги. Причем музейщики со всего мира всегда находят общий язык, это универсальный язык живописи, образов и историй. Этот проект – попытка понять, как будет развиваться наша сфера, как нам дальше жить, как помочь нашим посетителям и как не потерять с ними связь в это сложное время. Сотрудники Музея русского импрессионизма взяли интервью у своих коллег из разных музеев мира и узнали, как теперь строится их жизнь. 

Разговор координатора выставочных проектов Дарьи Урядовой с директором Музея Игнасио Сулоаги в Замке Педраса Карлосом Алонсо.  

Дарья Урядова, координатор выставочных проектов Музея русского импрессионизма:

С Карлосом Алонсо, директором Музея Сулоаги в Замке Педраса, мы познакомились, работая над проектом «Импрессионизм и испанское искусство», где я была координатором проекта с русской стороны, а Карлос предоставил на выставку две работы из коллекции своего музея.

Мы начали наше интервью в понедельник в самый разгар рабочего дня. Я только закончила обедать и перешла из кухни к рабочему столу, Карлос же прервал на время свою работу.

На мой вопрос о домашнем рабочем дресс-коде он отвечает, что его, конечно же, нет – работает он в домашней одежде. Правда, когда случаются официальные видео–совещания несколько раз в неделю, приходится надевать сверху что-то более формальное. Вне картинки камеры же остаются домашние пижамные штаны. Я использую эту задумку обычно, когда выхожу в прямые эфиры с гостями музея в нашем инстаграме. Все равно никто не увидит. Карлос подозревает, что так же одеваются все его коллеги на видео–совещания (а среди них – сотрудники ведущих музеев и культурных институций Испании). Все, кроме Марии-Розы Сулоаги, главы попечительского совета Фонда Музея Сулоаги в Замке Педраса. Она, по словам Карлоса, готовится к каждому такому совещанию очень тщательно: выстраивает картинку за собой (как правило, это интерьеры или экстерьеры замка), настраивает свет, готовится сама.

Я сижу за своим рабочим столом, за которым в обычные дни, пожалуй, только рисую в свободное время и изредка сижу за компьютером. Именно он и является моим офисом на время карантина. Правда, стоит отметить, что иногда офис сдвигается на диван или на балкон, когда особенно тепло. У Карлоса также офисом сейчас выступает терраса с симпатичным видом на Мадрид. И это неудивительно – в Мадриде температура в настоящее время доходит до 20 градусов тепла.

1) Мне кажется, тебе сейчас даже лучше, чем когда ты работаешь из музея. Там ты сидишь внутри, а сейчас ты дышишь свежим воздухом.

Карлос Алонсо, директор Музея Сулоаги в Замке Педраса:

Ты знаешь, мне очень повезло с музеем, потому что, когда тепло (а теплая погода в Испании длится примерно 8 месяцев), я могу работать и снаружи, в саду. В музее у нас прекрасный сад, у нас даже есть бассейн. В теплое время года я езжу в музей два-три раза в неделю, потому что он находится за пределами Мадрида. Я работаю там все утро, а потом еду обедать в Мадрид или остаюсь в музее. И в этом случае после обеда я иду плавать на какое-то время. Так что да, работать там – одно удовольствие. Я очень скучаю по всему этому.

2) Да, тебе остается только позавидовать. В хорошем смысле, конечно. Хотя и мы иногда летом можем выйти поработать на открытые террасы нашего музея. Получается, так складывался твой день до коронавируса, да?

Карлос:

Более или менее. Все зависело от дня. Я просыпаюсь обычно очень рано, примерно в 6:30-6:45. Начинаю работать примерно в 8-8:30. Уже в это время могут состояться какие-то встречи. Обычно мы завтракаем во время них. Мне очень нравится такого рода встречи, потому что это действительно отличное начало для работы. Если мне нужно ехать в музей (как я говорил, я езжу туда примерно 3 раза в неделю), я завтракаю дома. Пока я остаюсь в Мадриде и, если у меня нет встреч, я работаю из дома. Или, если я нахожусь в музее, я работаю там из офиса. На самом деле мой день не стандартный, например, с 9 до 18. Все дни разные.

3) Не могу сказать это о себе. У нас в музее как раз четкий график. Но, конечно, сами рабочие дни не похожи друг на друга. В основном, в течение дня я либо что–то обсуждаю с коллегами (текущие или грядущие выставки, новые проекты), разбираю почту, готовлю документы по выставкам. Также, конечно, остается время на изучение какой–то новой информации. Помимо этого, несколько раз в неделю я провожу экскурсии как по основной, так и по временной экспозиции музея, иногда читаю лекции. Конечно, большая часть жизни завязана на нем. Сейчас же все изменилось. Мне не нужно долго ехать на работу, так что я больше сплю. Кажется, за эти два месяца карантина я уже выспалась на годы вперед. Вся работа сейчас перешла в онлайн. Мы не организовываем встречи с коллегами, но постоянно общаемся о разных выставках в специально созданных для этого чатах. Сейчас этих чатов стало очень много. Мы не прекратили работать, тем не менее, что-то из задач отпало само собой, а что-то, наоборот, добавилось. Например, больше нет экскурсий, но иногда я выхожу в прямые эфиры на страничке нашего музея в инстаграм, общаюсь с гостями, рассказываю о нашей коллекции. Намного больше времени появилось для исследований. Я начала готовить материалы для своего выступления на музейной конференции. Правда, пока мы не знаем, когда она состоится. Но зато это изучение дает новые темы для исследований, а также новые идеи для выставок.

А как строится твой день сейчас?

Карлос:

Он тоже сильно изменился. Я просыпаюсь примерно в 9 часов, это очень поздно. Я работаю все утро очень расслабленно. Должен сказать, что мне это очень нравится. Обычно мы очень много работаем над насущными делами, делами, которые нужно сделать здесь и сейчас. В данный момент таких дел стало значительно меньше, и я могу работать над делами не менее важными, но у которых дедлайн еще далеко. И мне это нравится.

4) Я помню, что ты занимаешься спортом. Скажи, больше или меньше спорта стало в твоей жизни с карантином?

Карлос:

Конечно, меньше. Обычно я могу каждый вечер бегать на пять-десять километров. Теперь я иногда бегаю вверх и вниз по своему дому. У нас 15 этажей, так что я бегаю вверх–вниз примерно 10 раз несколько раз в неделю. Но обычно я гораздо спортивнее, чем сейчас.

5) Наш музей закрыт с 17 марта. Как сейчас работает ваш музей?

Карлос:

Наш музей тоже не работает. У нас нет такой возможности.

Сейчас мы работаем над реорганизацией всего процесса работы. Таким образом, мы можем вновь открыться в более устойчивом и профессиональном виде. Мы переосмысливаем множество аспектов нашей работы.

Также мы сейчас работаем над каталогом нашей коллекции. Это семейная коллекция, поэтому сделать этот каталог не так–то просто. Я имею в виду, что, когда вы живете с предметами искусства, они перестают ими быть. Они становятся предметами декора. Люди, которые живут со статуей Родена или картиной Гогена, – для них это просто вещи, которые их окружают. Поэтому составление каталога такой семейной коллекции – это что–то вроде: «О, вы видели эту замечательную картину Тулуз–Лотрека? У нас она висит в туалете!» Так что сейчас мы делаем такой каталог и планируем сделать его до открытия музея. Этот музей был открыт в течение 20 лет, но это был семейный музей, и только два года назад мы основали фонд, так что музей стал более профессиональным. Раньше это был всего лишь семейный дом. Он был открыт со среды по субботу, только по утрам, и в нем было всего две маленькие комнаты. Так что мы реорганизуемся и изучаем нашу коллекцию.

Также мы организуем свою деятельность на ближайшие пять лет. Сейчас мы переносим наши выставки, но у нас есть мероприятия более или менее до 2024 года. Мы маленький музей, но если вы хотите работать с большими музеями, а мы этого хотим, вам нужно составлять такой длинный план. Следующей осенью мы проводим крупные выставки в США. Мы планируем сделать большую выставку Сулоаги в 2023 году в Германии. Также мы думаем о возможности сделать выставку в Москве.

Помимо этого, мы обсуждаем то, как перестроить наши помещения, чтобы мы могли показать больше предметов из нашей коллекции. И мы думаем, как их показать. Например, у нас есть картины Сулоаги, а также у семьи есть коллекция платьев, которые изображены на этих картинах. Мы планируем их выставлять вместе.

6) Это огромная работа. Сколько у вас сотрудников в Музее?

Карлос:

Шесть. Мы нанимаем дополнительных людей для экскурсий и передаем часть своей деятельности на аутсорсинг (бухгалтерия, групповой туризм, социальные сети...), а еще у нас есть стипендиаты и стажеры.

7) Вот это да! Так что только ты один делаешь огромное количество работы! Теперь я понимаю, почему ты просыпаешься так рано и спишь так мало. Вы начали больше работать в интернете во время карантина?

Карлос:

Да, мы начали, но не из–за карантина, а потому что давно хотели начать это делать. Сейчас мы хотим изменить наш сайт. Так что мы очень много работаем в этом направлении. А еще мы работаем над возможностью выложить весь наш большой архив в интернет. Архив действительно удивительный, у нас много документов и писем, мы хотим, чтобы он был открыт для всех ученых. Кроме того, мы хотим публиковать различные видео и статьи о Сулоаге в интернете.

Так что я могу сказать, что сейчас у нас в музее есть 2–3 больших проекта. Один из них–интернализация имени Сулоаги во всем мире. Вторая часть — это архив. Мы должны открыть его людям. А третья часть — это дети и школы. Это наш самый большой проект — дать детям доступ к художнику.

8) Тебе нужно посещать музей, чтобы делать свою работу, или ты работаешь из дома?

Карлос:

Я не езжу в музей. Я собираюсь посетить его на следующей неделе. У меня есть специальное разрешение. Мне нужно проверить сохранность предметов и поговорить с Марией Розой.

9) Понятно. Мы также не ездим в музей. Что касается меня, то мне это и не нужно сейчас. Мой рабочий компьютер – ноутбук, так что я довольно легко перенесла всю свою работу домой. Тем не менее, конечно, я ужасно скучаю по музею, по коллегам, по живому обсуждению выставок. Очень скучаю по картинам и людям. А тебе нравится такой формат работы?

Карлос:

Нет. Несмотря на то, что я обычно много работаю из дома и из Мадрида, я предпочитаю работать из музея, потому что предпочитаю быть рядом с тем, над чем работаю. Кроме того, гораздо лучше писать о Сулоаге, когда он наблюдает за тобой со стены. Но я действительно скучаю по личному контакту. Для меня это очень важно. Мы много чего делаем, потому что находимся рядом друг с другом. Я думаю, что люди должны быть в контакте с людьми. Только в этом случае мы можем сделать что–то хорошее. Потому что это очень важно – как вы смотрите друг на друга, как вы взаимодействуете.

И конечно, я думаю, что главная проблема, когда вы работаете из дома, заключается в том, что вы никогда не покидаете работу. Вы всегда работаете. Я бегаю по лестнице и все равно думаю о том, что мне нужно сделать.

10) Да, это правда. Но мы с тобой такие счастливые, что наша работа — это наше хобби.

Что сейчас происходит у тебя в городе? Мы, конечно, примерно представляем из новостей, но мне интересно услышать, что ты расскажешь.

Карлос:

Что я могу сказать... Мадрид сейчас – это город–призрак. Всего несколько дней назад правительство разрешило наконец детям выходить на улицу. Это первая мера по ослаблению карантина. Хотя в целом ситуация в Испании сейчас довольно хорошая. Намного больше людей сейчас выходит из больниц, чем попадает в них. Количество случаев уменьшается быстрее, чем в Италии и Франции. В остальной части страны за пределами Каталонии и Мадрида, где проживает около 30 миллионов человек, коронавирус распространился не так сильно. Я сейчас говорю только о своем городе.

11) Да, такая же ситуация и в России, – больше всего вирус затронул Москву и ближайшие к ней регионы. Так что мы стараемся вообще не выходить на улицу без необходимости. Как эта ситуация затронула твою семью?

Карлос:

Моим родителям уже больше 70 лет. К тому же у мамы астма. Так что оба они в группе риска. Вот почему мы, мои братья и сестры, делаем все возможное, чтобы они были в безопасности, во всяком случае стараемся. А вот моя бабушка – наоборот. Ей 96 лет, и она заразилась коронавирусом, как стало известно пару дней назад. Так что мы ждем новостей. Посмотрим, что будет дальше, но я должен сказать, что не знаю почему, но я совершенно уверен, что с ней все будет в порядке. Потому что она пережила гражданскую войну, которая, я думаю, была самой жестокой войной в XX веке. В то время люди умирали миллионами, и шли брат на брата. Это была невообразимая жестокость. То поколение я считаю почти бессмертным. Но, конечно, мы не знаем, чего ждать от этого вируса. У меня несколько знакомых заразились, и некоторые из них говорят, что у них был только легкий грипп, а другие – что это был кошмар. Поживем – увидим.

12) Мне очень жаль это слышать. Я очень надеюсь, что все скоро выздоровеют и все будет хорошо. Как ты думаешь, как будет выглядеть музей в будущем?

Карлос:

Я думаю, что после этого люди обязательно вернутся в музеи. Конечно, мы будем учитывать разные вещи, такие как социальная дистанция, мы не будем пускать в музей сразу много людей. Но это в ближайшие месяцы. А к весне следующего года мы вернемся к нормальной жизни, я в этом уверен. Людям не терпится вернуться в музеи и посмотреть картины. Увидеть саму картину гораздо ценнее, чем увидеть ее изображение. В этом наша сила. И большинство моих коллег в Испании согласились бы со мной.

13) О чем ты лично сейчас мечтаешь больше всего?

Карлос:

Сесть на самолет и отправиться туда, куда я планировал поехать до коронавируса. Я хотел посетить Египет, Гватемалу, Уганду и Индию. И я надеюсь, что это произойдет очень скоро.

14) Такой замечательный план! Моя мечта – просто гулять целый день.

Карлос:

В этом все дело. Я не застрял дома. Я застрял в Испании.