Автопортрет, 1930-е
Елизавета Сергеевна Кругликова
Бумага, тушь, аппликация
26X19.5
Елизавета Кругликова известна прежде всего как мастер печатной графики. Именно ей отечественное искусство обязано возрождением почти забытых к концу XIX столетия техник ксилографии и монотипии. В России Кругликова развивает и еще один старинный жанр — портретный силуэт, родившийся в Китае и получивший широкое распространение во Франции XVIII века. Силуэтом, вырезанным из бумаги или нарисованным тушью, художница увлеклась, вернувшись на родину из Франции с началом Первой мировой войны. Собственных силуэтных портретов (поясных и в полный рост) у Кругликовой несколько, также художница становится известным автором профилей современников — Максимилиана Волошина, Максима Горького, Ильи Эренбурга, Андрея Белого… Вкус и способности к этой технике Кругликова считала наследственными: ее дед был неплохим силуэтистом.
Елизавету Кругликову, обладавшую незаурядной, яркой внешностью и умевшую элегантно и эффектно одеться, портретировали многие современники. ХарАктерный образ Кругликовой у печатного станка в рабочей одежде создала ее коллега и подруга Анна Остроумова-Лебедева. И если Остроумова-Лебедева в своем портрете видит Кругликову как художника, не боящегося тяжелой физической работы печатника, то Михаил Нестеров изображает элегантную седовласую даму у рояля.
Самому художнику во время написания портрета Кругликовой было уже 76 лет. В письме Марии Статкевич Нестеров признается: «Сейчас я неожиданно для себя принялся за новый портрет. Сегодня начинаю писать красками. А еще три-четыре дня тому назад говорил утром за чаем, что больше уже писать не буду, что все эти краски и прочее надоело, все “приелось”, что нет ни к чему “вкуса”, “аппетита”. Не знаю, верили ли другие, а я сам в это верил. И вот к вечеру явились гости — две дамы: старая и молодая — обе давнишние знакомые, одна (молодая) даже киевлянка. И вот случилось нечто: я “влюбился” в старую, семидесятичетырехлетнюю, и полетело все прахом. Сейчас я пишу с нее портрет. Оба “влюбленных” страшно устают, но это не беда, оба живут, а это “уже хорошо”».