Давида Бурлюка называли всеядным, и ему, действительно, все было интересно и любопытно. Он не боялся повторять подсмотренное у других: у Ван Гога, Гогена, Матисса, Пикассо, своих коллег-художников в России. Отдельная история в его жизни – годы в Японии (1921–1922). Этот период творчества Давида Бурлюка почти не известен в России. Еще меньше известно о японских художниках-футуристах, с которыми Давид Бурлюк организовывал яркие выставки. До приезда Бурлюка японцы только начинали знакомиться с футуризмом по статьям и тексту Томмазо Маринетти. Вполне закономерно, что возник интерес к русскому художнику, именовавшему себя «отцом российского футуризма».
Японский период в творчестве Давида Бурлюка, согласно документам и свидетельствам современников, отличается разнообразной и многогранной деятельностью. В течение почти двухлетнего пребывания в Японии Бурлюк посетил Токио, Иокогаму, Нагою и другие города, побывал на южных островах Ошима и Огасавара, поднимался на Фудзияму.
Пейзаж «Остров Бонин» был написан художником во время зимней поездки на теплые японские острова Огасавара. Бурлюку порекомендовали перебраться туда его друзья-художники. По воспоминанию Давида Давидовича, после холодной Сибири ему хотелось «устроить себе интересный год без снега, без теплой одежды, без забот об отоплении и тому подобных атрибутах зимних севера». Помимо прочего, жизнь на островах была гораздо дешевле, чем в городе.
В это время меняется палитра художника, она становится такой же яркой и сочной, как и окружающая экзотическая растительность. Поездка на острова, затерянные в Тихом океане, стала для Бурлюка тем, чем в свое время стало путешествие на Таити для Гогена.