«Рассказать все чудачества этого милейшего комика нет возможности, – писал о Константине Коровине его друг Федор Шаляпин, – Но чтобы установить во всей, так сказать, сложности художественный хаос его «хозяйства», достаточно заглянуть в его чемодан. В любое время – теперь, пять лет назад, десять, двадцать. Удивительно, как все это может сочетаться.

Полуоткрытая коробка сардинок с засохшей в углу от времени сардинкой, струны от скрипки или виолончели, удочка, всевозможные краски, в тюбиках и без тюбиков, пара чулок, очки, оторванные почему-то каблуки от сапог, старые газеты, нанесенные на бумагу отрывочные записи, гуммиарабик или синдетикон, засохший василек, банка с червями, тоже уже засохшими, – словом… И не дай бог, если кто-нибудь ненароком переместит сардинки или червяков! Константин Алексеевич волнуется, кричит:

 – Не устраивайте мне хаоса в моей жизни!»

Пожалуй, это одно из тех ярких описаний, которое характеризует веселого, взбалмошного, и подверженного частым перепадам настроения Константина Коровина. За пренебрежение к традиционным подходам в живописи его часто называли декадентом.

Выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, ученик Алексея Саврасова и Василия Поленова. Его первое знакомство с импрессионизмом состоялось во время поездки в Париж в 1887 году. Впрочем, свое представление об импрессионизме Коровин к тому моменту уже составил по рассказам своих педагогов.

В начале 1900-х годов Савва Мамонтов привел юного Коровина в свою частную оперу. Художник вспоминал:

«Шла опера «Фауст». Я никогда ранее не видал артистов вблизи, а тут, за кулисами, где поставил меня Мамонтов, прямо передо мною на сцене, одетый в голубой плащ, в шляпе с пером, стоял красавец Антонио Андраде. Надо мной рабочие держат фонарь с лунным голубым светом, и, залитый им, красавец итальянец, приложив руки к сердцу, как бы замирая, поет в кулису…»

Коровин оформлял спектакли в Большом театре и Мариинском театре, Ла Скала. А во время Первой мировой войны даже работал консультантом по маскировке в штабе русской армии.

В 1922-м году художник по совету Анатолия Луначарского эмигрировал в Париж, где открыл в себе еще один талант – рассказчика. В его мемуарах оживают воспоминания о кристально чистой реке и бескрайних лугах Охотино, московских театральных постановках и знаменитых современниках.